- Ох, ну и дела-то творятся! - это восклицание заставило Мари поднять взгляд от шитья: девушка украдкой штопала протершийся на локте французский мундир, который до сегодняшнего утра был надежно спрятан. И по расчетам Мари, она должна была успеть закончить работу и снова спрятать мундир до возвращения хозяйки. Но та вернулась быстрее, чем предполагалось.
- Что случилось? - француженка непонимающе уставилась на женщину.
- Двух французов убили нынче ночью. Весь город теперь только об этом и говорит, - фрау поспешила поделиться новостью.
- Вы уверены? - недоверчиво и тихо переспросила девушка, делая последний стежок и обрывая нитку.
- Да как же не быть уверенной, когда форму при них нашли, вон, на твою немного похожа, - она кивнула на мундир в руках Мари, который молодая маркитантка на последних словах инстинктивно прижала к груди, будто бы кто-то пытался его отобрать. - Убрала бы ты его от греха подальше, неровен час...
- Значит, вы их видели? - девушка взволнованно перебила хозяйку. - А я могу на них взглянуть?
Женщина серьезно посмотрела на девушку, раздумывая над тем, насколько это будет безопасно — вдруг, увидев убитых, француженка себя выдаст? Рисковать собственной жизнью пожилой фрау не хотелось, да и помошницу по хозяйству терять тоже.
- Прошу вас, - протянула Мари, заметив, что хозяйка колеблется. Маркитантка одновременно и боялась, и хотела увидеть тех, чья смерть переполошила весь Францсбург. - Я осторожно. К тому же, вы ведь пойдете со мной, сами знаете, одна я не могу....

После недолгих уговоров пожилая женщина смягчилась, и спустя некоторое время они уже были на Хауп-штрассе. Чем ближе Мари подходила к людям, столпившимся вокруг телеги с телами французов, тем взволнованнее трепетало ее сердце. Сейчас девушка как никогда злилась на себя за то, что не может идти быстрее. Сердце, выпрыгивая из грудной клетки, неслось туда, где собрались люди, а боль под коленом заставляла сдерживать шаг и иногда чуть крепче сжимать локоть фрау.
Сейчас живая стена из любопытствующих жителей и английских солдат, повествующих о своем «подвиге», скрывала от нее причину всеобщего любопытства. Девушка остановилась в нерешительности: ей было боязно сделать еще несколько шагов и увидеть лица тех, кого она возможно знала. Но зачем тогда нужно было приходить? Стараясь как можно меньше привлекать к себе внимание, француженка пробралась в центр толпы. Нет, лица двоих солдат, что нашли вечный покой в этом маленьком городке, не были ей знакомы, но форма... форма, разложенная поверх тел, подтверждала, что это действительно были ее соотечественники. Маркитантка почувствовала, как горло сдавила стальная рука, а на глаза навернулись слезы.
Англичане хвастались перед горожанами своим «успехом», с каждым разом все сильнее закручивая историю. Половины Мари не могла разобрать, но и того, что она слышала было достаточно, чтобы француженка, побледнев, оскорбленно прошептала: "Да что они себе позволяют!" К счастью, почти беззвучной французской речи никто не услышал - все были слишком заняты происходящим.

Отредактировано Мари Гренье (2012-05-13 08:08:20)

- Пойдем, пойдем, не след на мертвецов смотреть, - проговорила фрау, бросая недовольный взгляд на девушку: бледная, с дорожками слез на щеках, Мари вовсе не походила на пришедшую полюбопытствовать местную барышню. Так уж повелось с незапамятных времен, что чужая смерть неизменно вызывала чужое любопытство: гладиаторские бои собирали толпы под лозунгом "хлеба и зрелищ!", средневековые сожжения на костре превращались в интересное развлечение, куда приводили даже детей. Вот и выставленные на Хауп-штрассе тела французских солдат для многих были не более, чем занятным зрелищем. 
- Ты им уже ничем не поможешь, - продолжала увещевать женщина безмолвную маркитантку. - О себе лучше подумай.
Но о последнем француженку можно было и не просить: когда первые эмоции - испуг и гнев - поутихли, она действительно задумалась о себе: если эти двое были убиты, значит ли это, что она и Дюссо теперь остались в этом городе совсем одни? И значит ли это, что надеяться они теперь могут только на себя? Как знать, но раз британцы столь рады случившемуся, то вполне возможно, что это действительно так.
Почувствовав, как недождавшаяся ответа хозяйка потянула ее за собой, стараясь увести подальше от телеги, Мари покорно побрела следом, пытаясь как можно незаметнее утереть предательски выступившие на глазах слезы.
То ли оттого, что людей вокруг было много и сквозь толпу приходилось пробираться, то ли оттого, что голова у девушки была занята совсем другим, хромота давала о себе знать несколько сильнее, чем когда француженка следила за своей походкой, стараясь скрыть от чужих глаз последствия ранения. Уцепившись за руку своей провожатой, маркитантка старалась не отставать, но боль давала о себе знать, и вскоре девушка, так "вовремя" запнувшись о лежащий на дороге небольшой камень, зашипела от резкой боли и попросила женщину остановиться. Возможно, когда боль поутихла бы, Мари позволила бы так же спкойно увести себя домой, как позволила оттащить от повозки с телами, если бы не начала осматриваться по сторонам, ради того, чтобы отвлечься. Она бы и дальше безразлично скользила взглядом по лицам горожан, если бы лицо высокого мужчины, стоящего не так далеко от них, не показалось ей знакомым. Но мало ли знакомых лиц встретишь, когда весь город собрался вокруг тебя? Немало, но случайно встреченные в толпе лица не вызывают чувства сродни дежа вю. Француженка на мгновение прикрыла ладонью глаза, пытаясь понять почему ей кажется, что она видела этого человека раньше. Причем до того, как оказалась во Францсбурге.
- Вы не знаете, кто этот человек? - не отрывая взгляда от мужчины, спросила девушка у фрау, надеясь на то, что любопытная женщина и в этот раз ее не подведет.
- Тот? - переспросила та, всматриваясь в толпу. - Он не из местных, и не солдат, сама видишь. Скорее всего, один из журналистов. Их сейчас в городе немало.

Отредактировано Мари Гренье (2012-06-04 21:32:40)

Наверное, любая молодая горожанка, поддаваясь заученным с детства правилам этикета, смущенно или кокетливо отвела бы взгляд, едва встретившись глазами с незнакомым человеком. И уж точно не стала бы столь продолжительно и внимательно его разглядывать. Но когда Мари была еще маленькой девочкой, ей совсем позабыли сказать, что нехорошо так долго и пристально смотреть на людей, тем более на незнакомых. Поэтому, случайно встретившись взглядом с журналистом (а, может быть, и не журналистом), француженка не отвела глаз – в ее взгляде не было ни смущения, ни кокетства, только лишь любопытство и желание понять, действительно ли она сейчас увидела знакомого в толпе или это ей только показалось. Она пыталась отыскать в его фигуре, лице, манерах что-то, что помогло бы ей вспомнить. Невольно девушка обратила внимание на походку мужчины: тот чуть прихрамывал. «Бывал ранен?» - задалась вопросом маркитантка. Это обстоятельство, если, конечно, имело место быть в прошлом мужчины, позволяло предположить, что они могли встречаться во время одной из военных кампаний. Но, по-видимому, нужды мучиться догадками больше не было — судя по словам мужчины, с которыми он обратился к Мари, вряд ли они были знакомы. А даже если все-таки и были, то для француженки это теперь значения имело мало: этот человек ее не помнил.
По правде говоря, то, что мужчина решил подойти и заговорить, маркитантку ничуть не обрадовало: привлекать к себе внимание в ее планы никак не входило, а демонстрировать свои навыки немецкого - и подавно.
- Здравствуйте, - кивнула девушка в ответ. Уже одно приветствие выдавало в ней чужую: произношение ломаное, да еще и интонация такая, будто бы она сомневается в том, что ей удалось правильно произнести так часто употребляемые слова. Мари вздохнула и немного помедлила, мысленно склеивая по кусочкам нужную фразу: думала она на французском, поэтому все, что она хотела сказать, еще нужно было перевести на немецкий - а это получалось порой не так быстро, как хотелось бы. – Ваше лицо... - девушка остановилась, тщательно подбирая нужные слова, - кажется мне знакомо... - француженка снова запнулась, понимая, что ее речь получается нескладной: акцент, с которым она не могла ничего поделать, неуверенность в голосе — все это отчетливо говорило о том, что немецким языком она владеет плохо. Поэтому Мари не нашла ничего лучше, как поспешно закончить объяснение. - Но, кажется, я ошибаюсь, – такой уклончивый ответ был призван избавить девушку от дальнейших расспросов: чужое любопытство, могущее породить неосторожные и неудобные вопросы, рисковало привести ее туда, где сегодня оказались ее соотечественники.

Отредактировано Мари Гренье (2012-06-16 23:11:40)

Мари в растерянности продолжала смотреть на мужчину: она сама не знала, чего хочет больше — чтобы мужчина сейчас же ушел, удостоверившись в том, что произошло лишь небольшое недоразумение, и тогда все бы вернулось на круги своя, к тихой, незаметной жизни; и в то же время она боялась, что он исчезнет и оставит ее наедине с неразрешенными сомнениями и вопросами. Слишком противоречивы были чувства по отношению к подошедшему: одновременно хотелось узнать и быть узнанной и оставаться никем, не быть связанной с кем-либо общими воспоминаниями. Но, если фрау была права, и этот человек - один из журналистов, вряд ли они знакомы; с журналистами девушка близко никогда не сходилась. Но не смотря на это француженка, чуть склонив голову в бок, упорно перебирала в уме все обстоятельства, которые могли бы их познакомить.
- Но если нам обоим показалось, может ли статься так, что мы и в самом деле ранее встречались? - тихо предположила маркитантка. - Простите, если я говорю всякий вздор, - девушка покачала головой и тут же, изменившись в лице, неловко отступила на шаг назад - чувство дежа вю возникло слишком внезапно, подсказывая, что за человек стоит перед дней.
"Простите, если я говорю всякий вздор..." - те же самые слова она когда-то сказала капитану Легаре тогда, в России.
Мари удивленно впилась взглядом в лицо мужчины, словно впервые увидела знакомые черты, но все еще не верила своим глазам. Так не бывает, не может быть. Радоваться ли этой встрече? Все равно, капитан... хотя, нет, уже майор до сих пор ее не вспомнил. А если бы вспомнил, что бы это изменило? Только одно можно было сказать наверняка: покоя она лишится точно.
В мгновение были забыты и убитые соотечественники, и ликования британцев. Теперь в голове крутилось целое море вопросов, но француженка не решалась озвучить ни один из них: любое слово могло быть слишком неосторожным. Если ты скрываешься, то начинаешь теряться в том, кому можно верить, а кому нет. Вот и сейчас могла ли девушка довериться человеку, который был явно в более выгодном положении, чем она сама, или же благоразумнее было сделать вид, что ничего не произошло? Как отличить возможную поддержку от роковой ошибки?

Отредактировано Мари Гренье (2012-07-02 02:12:01)